Читать книгу "Королевы Иннис Лира  - Тесса Греттон"

– Останови ее, – умоляла Элия остров. Она схватила запястье Риган. – Ветер, останови ее. Будь моим союзником. Друзья ясени, деревья, остановите ее. Люблю ее!

Риган набросилась на Элию; боль ворвалась в руку Риган, и Элия совершенно неожиданно сложила руки. Риган глубоко вздохнула и переставила нож.

Ведьма больше не слушала, как ослабевшая Элия умоляла мир, прислонившись к дереву: «Спасите ее, пожалуйста. Пожалуйста».

Земля задрожала.

Вокруг Риган корни прижимались к земле, перекатываясь, как океанские волны.

Из грязи потянулись пальцы червей земли, схватили Риган за юбку, дергая ее. Риган удивленно посмотрела вниз, моргая слезами и кровью.

– Риган, королева, ведьма, любовница, – содрогнулся Иннис Лир, открыв свое оружие.

Ясеневые деревья наклонились к ней, поднимая корни, взбивая их, поднимая деревья из земли и приближаясь к Риган Лир.

– Да, – прошептала она.

Нож Гэлы выпал из рук Риган.

Ясень оттолкнул Элию, младшую дочь Лира, пытавшуюся удержать сестру.

Семь ясеней окружили Риган. – Королева, любовь, Риган, – прошептали они, когда та упала и заплакала, зарывшись руками в их золотые листья, а корни обвили ее лодыжки. Деревья соединились макушками, закрывая Риган ото всего в холодном, темном центре. Они хотели ее и отказывались отдавать ее. И она ушла, оставив свою младшую сестру.

Ветер взъерошил последние осенние желтые листья, бросая их на Элию Лир как благословение.

Двадцать лет назад, Летняя резиденция

Гэла присела на четвереньки в центре своей спальни. Ее руки дрожали, плечи вздымались. Она плотно закрыла глаза и втянула голову в плечи.

Ее сестра, которая была моложе и худощавее, медленно вошла в комнату. Риган не боялась Гэлы, но она боялась всего в мире, что было причиной шума. Мех и одеяла были сброшены с кровати и смятые валялись на полу. Пепел и куски черного угля насыпаны под очагом. Стеллаж для стрелкового оружия упал, копья и изящные ножи разлетелись во все стороны. Гобелен в смелых узорах Третьего королевства был сорван со стены; на ней остались лишь нити и лохмотья – клочья, колышущиеся в океанском бризе, соленом и прохладном, скользящем через узкое окно.

Гэла сорвала свой короткий кожаный жилет – тоже подарок отца, – очень похожий на солдатский. Она изодрала его ногтями, затем схватила один из наконечников копья и полоснула по коже, разрезав ее на уродливые полосы.

– Гэла? – прошептала Риган, стоя на коленях рядом с сестрой.

Она разгладила свою красивую юбку и сложила на коленях руки, ожидая сигнала Гэлы.

Долгое время Гэла плакала, тихо, мучительно вздыхая и всхлипывая, слезы застряли в горле. Она прижимала руки к коленям, затем снова и снова хлопала ими по оборванному ковру, пока Риган не поймала их и не стала крепко держать. Гэла оттолкнула сестру и обняла ее изо всех сил. «Прости, прости, прости», – прошептала она в ужасе, что причинила боль сестре.

Они наклонились друг к другу, окровавленные пальцы Гэлы скользнули по рукам Риган. Мягкие ладони, соприкасающиеся лбы, закрытые глаза.

– Ты знала о пророчестве? – прошептала Гэла со вздохом.

– Их так много.

– О смерти матери.

Риган напряглась, насторожилась.

Гэла старалась дышать без дрожи.

– Звезды говорят, что она должна будет умереть к шестнадцатой годовщине со дня рождения ее первой дочери.

– Нет. – Риган отстранилась и посмотрела на лицо сестры, Увидела следы от слез и покрасневшие, опухшие глаза.

– Я слышала, как Сатири говорила это, она не могла поверить, но они говорили о ребенке. Было не важно, мальчик или девочка, потому что у нее уже есть первая дочь.

– Сатири не любит пророчества. Возможно, она ослышалась.

Гэла отрицательно покачала головой и потерла глаза тыльной стороной кисти.

– Сатири не ослышалась, и она не сплетница. Через восемь лет мне исполнится шестнадцать.

Это в два раза дольше, чем она уже жила.

– Вместо этого должна умереть я, – произнесла Гэла. Она отпустила Риган и потянулась снова за острым зазубренным наконечником копья, прижала его к шее, но сестра схватила ее за запястье и потащила прочь.

– Нет, ты не можешь. Ты не можешь сделать это.

– Лучше я, чем наша мать.

– Если это пророчество, то его это не остановит. Повтори, что слышала Сатири.

– Королева умрет на шестнадцатилетие своей первой дочери.

Риган сжала губы и задумалась, то и дело вскидывая взгляд на сестру.

– Ты должна жить, Гэла. Со мной. Ты мне нужна… Я не имею собственных звезд, ты обещала поделиться со мной своими. И… это пророчество примерно в день твоего рождения. И ты уже родилась, Гэла, – сказала Риган с нежной, холодной уверенностью, тревожащей девочку всего шести лет. – Уже слишком поздно.

Слишком поздно.

Тяжело и быстро дыша, Гэла уставилась на свою малышку-сестру. Она уже убила свою мать, даже не подозревая об этом.

Это пришло ей в голову, как крошечное семечко: если она уже сделала худшее, не имеет значения, какие ужасные вещи ей еще предстоит сделать. Старшая дочь Лира схватила сестру за руку и пообещала ее никогда не отпускать.

Было слишком поздно для всего остального.

Элия

Никто не остановил ее, когда она возвращалась назад. Ошеломленный Эрригал держал окровавленный меч в ослабших пальцах. Когда Элия вышла на передний двор, ее не сразу узнали, потому что она опустила плечи, и у нее были спутанные, разлохмаченные волосы. Ее юбка тянулась за ней лохмотьями, Элия спотыкалась о грязный подол, но ничего не делала, чтобы приподнять его.

– Королева, – пробормотал кто-то. Но этого не могло быть. Не сейчас, не сейчас. Элия повернулась, ей нужно было попасть в свою комнату, помыть руки. Нет, ей нужно найти Гэлу – нет, Аифу… или… Она сбивалась с мысли. Ее пульс учащенно бился, и каждый порыв ветра бил в том же ритме, будто сама Элия была сердцевина. «Мои сестры!»

К ней подбежал мужчина, Элия остановилась, чтобы узнать, что за срочность. Что могло быть за дело? Обе ее сестры – мертвы. Она была единственной оставшейся дочерью Далат и Лира. Элия моргнула. Ее глаза были сухими, все ее тело сухо, как горная вершина. Был Бан…

Слегка запыхавшийся Моримарос из Аремории подошел к ней. За ним неслась Аифа. Кровь была на лице короля, делая его глаза резкими, как синий огонь. Он сбросил свои доспехи вплоть до хрустящего гамбезона и брюк. Кровь запятнала воротник его рубашки, и Элия с тоской подумала, а был ли когда-нибудь другой цвет, кроме красного.